После толчка

Всё начинается с серого — не цвета, а ощущения. Январь 1995-го, после Хансин-Авадзи, когда воздух ещё дрожит от шока, но на улицах уже снова движутся люди. Четыре новеллы Мураками — не истории, а шрамы. «НЛО в Кусиро» — это одиночество в белом конверте, «Пейзаж с утюгом» — разговор с пустотой, «Все дети Бога могут танцевать» — попытка найти Бога в глухом радиосигнале. Камера не лезет в душу, а остаётся чуть в стороне, как бы из уважения — к горю, к памяти, к неуверенности. Это кино без катарсиса. Просто свет, падающий на плитку у входа в станцию метро.

И всё это — затяжной вдох перед прыжком в 2025-й. В последнем эпизоде «Дружище Квак» спасает не Токио, а тех, кто ещё умеет мечтать, несмотря на всё. Это уже не о детстве, а о том, как жить, когда чудо — это дожить. Олимпиада гремит на экранах, но в кадре — тишина квартир, офисов, одиноких балконов. Надежда здесь не приходит — её собирают по крупицам. И каждый персонаж, прошедший сквозь три десятилетия, словно шепчет: я не исчез. Я всё ещё здесь. Я иду.