Небо затрепетало, когда звезда его судьбы прорезала мрак. Когурё, раздробленное войнами и алчностью князей, с затаённой надеждой следило за знамением — двухтысячелетним пророчеством о правителе, чьё сердце в унисон с дыханием предков. Он не просто вождь или воин. Он — избранный. Тот, кто призовёт четырёх Небесных Стражей, древние силы мира и разрушения, и поведёт народ к возрождению. Имя ему — Кван Гэ То. Его путь — не триумф, а преодоление. Не военная слава, а борьба с недоверием, болью,

Судьба, что вьется тонкой нитью между бровей, или выбор — болезненный, упрямый, вопреки всему? Для Хван Чжин И эти вопросы рано стали личными. Ещё девчонкой она впервые увидела танец — не как забаву, а как нечто священное: движение, в котором — тоска, гордость, и боль целого народа. Её сердце, как струна, откликнулось. И с той минуты она знала: не важно, что скажут другие, не важно, кто её отец и кем была мать — она станет кисэн. Не игрушкой при дворе, а женщиной, несущей искусство, остроту ума

Когда страна умирает не сразу, а долго — в огне, в предательстве, в безмолвии тех, кто должен был говорить — она жаждет героя. И в пыли разломанной эпохи появляется Чумон. Сын не от власти, а от воли неба, он идёт сквозь ненависть братьев, коварство царедворцев, ложь, которой вымощены залы дворца. Каждый шаг — как удар, каждое доверие — испытание. Его жизнь — не дар, а ноша. Он теряет мать, друзей, любовь. Но не теряет цель. Потому что знает: царство не строится приказами — оно строится

Когда черные дымные силуэты американских кораблей врезались в горизонт Эдо, для Японии началась новая глава — не торжественная, а тревожная, как раскат грома перед бурей. Столетия изоляции рассыпались в прах, и страна, словно человек, внезапно разбуженный среди ночи, зажглась спорами, страхами, надеждами. В этом хаосе, где одни взывали к переменам, а другие мечтали сохранить устои, на улицы вышли они — Шинсенгуми. Меч в руке, кодекс в сердце. Во главе — Кондо Исами, не дворянин по крови, но